Читаем без скачивания [Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System - Мосян Тунсю

И всё же червячок неосознанного сомнения продолжал скрестись в его мозгу. Во сне Шэнь Цзю был связан — следовательно, этот эпизод должен относиться к тому времени, когда он был в руках работорговцев, однако же пол комнаты устилал мягкий ковер, на стенах висели изящные образцы каллиграфии и живописи, да и прочие предметы обстановки выглядели весьма ценными. Эта со вкусом обставленная комната куда больше напоминала кабинет благородного человека, чем логово торговцев людьми…

Похоже, что в этом семействе Шэнь Цзю отнюдь не пользовался столь безграничной любовью и доверием, как то утверждала Цю Хайтан.

Примечания:

[1] Верховный Демон 魔族铸剑大师 (Mózú zhù jiàn dàshī) — в пер. с кит. «родоначальник демонов, мастер меча».

[2] Синьмо 心魔 (Xīnmó) — в пер. с кит. 心魔 (xīn) — «сердце, дух, желания, воля, решимость», 魔 (mó) — «злой дух, демон, одержимость, магия».

Глава 42. Потасовка в винной лавке

Подскочив с голого деревянного пола, Шэнь Цинцю бессознательно ощупал себя — одеяния были на месте.

Однако, хоть одежда покамест была цела, его не оставляло пакостное ощущение, что она может быть сорвана с него в любой момент.

В конечном итоге Шэнь Цинцю принял решение «одолжить» чью-нибудь одежду. Мог ли он предвидеть, что, спрыгнув с конька крыши после пресловутого «одалживания», он наткнётся на потрясённо уставившихся на него преследователей?

Оказалось, что судьба свела его на узкой дорожке [1] с теми самыми адептами, с которыми он повстречался в ночь празднества. Шэнь Цинцю не успел вымолвить ни слова, когда их предводитель, выхватив меч, в исступлении заорал:

— Шэнь Цинцю, так ты и правда был здесь всё это время! Сегодня сокрушительная мощь нашего клана Баци [2] обрушит на тебя возмездие во имя небес!

Этот эпизод вполне вписывался в русло оригинального сюжета, но при чём тут «возмездие во имя небес»? Разве не они вчера толковали о вознаграждении от дворца Хуаньхуа? Или нынче считается хорошим тоном за глаза говорить одно, а в лицо — другое?

«И о какой такой «сокрушительной мощи», позвольте спросить, идёт речь? Я об их клане прежде даже не слышал!»

По правде говоря, Шэнь Цинцю нынче было просто не до этих безымянных сюжетных проходимцев. Плавным движением руки он отправил в полёт несколько свежеизготовленных талисманов. Стоило им приземлиться на лбы заклинателей, как их конечности мигом задеревенели: у них не было ни единого шанса против изделий мастера с пика Цинцзин.

Этот инцидент ещё сильнее подпортил настроение Шэнь Цинцю, так что он, поддаваясь хулиганскому порыву, произвёл медленный жест, будто что-то разрывая.

Скованные талисманами адепты вновь зашевелились — вот только движения не поддавались их контролю.

— Ты что делаешь? Зачем ты рвёшь мое платье?

— А ты что, по-твоему, делаешь?

— Прости, шисюн! Я не могу контролировать свои руки!

Выместив на них досаду, Шэнь Цинцю не торопясь переоделся в простые белые одежды и двинулся прочь, не оглядываясь.

Пройдя всего несколько шагов, он обнаружил, что награда за его голову привлекла в Хуаюэ немало преследователей.

Хотя многие заклинатели сменили свои одеяния на платье простых горожан, подделываясь под обычных уличных торговцев, их манера держаться выдавала их с потрохами. Осознав, что ему нельзя просто так разгуливать по улице без маскировки, Шэнь Цинцю размазал по лицу жёлтый грим и аккуратно наклеил бородку, лишь после этого вернувшись на улицу.

Бросив взгляд на небо, он убедился, что облака истончились — если так дальше пойдёт, скоро они вовсе истают. Если не случится ничего непредвиденного, то лучше всего осуществить задуманное в полдень.

Однако стоило Шэнь Цинцю опустить голову, как его взгляд тотчас наткнулся на стройную снежно-белую фигуру, что вышагивала по улице со стремительной лёгкостью. Тонкие черты прекрасного лица выдавали в нём незаурядного человека.

Лю Цингэ!

А вот и мой телохранитель [3] подоспел! Глаза Шэнь Цинцю радостно загорелись, и он хотел было броситься вслед быстро удаляющейся фигуре, как вдруг из винной лавки послышался приятный голос с отчётливой ноткой упрёка:

— Да как у тебя только язык повернулся?!

Этот тонкий мелодичный голос показался Шэнь Цинцю настолько знакомым, что он невольно задержался. Пока он медленно разворачивался, чтобы украдкой взглянуть на его источник, изнутри раздался грохот, и прохожие также замедлили шаг, чтобы поглядеть на потасовку.

Из лавки послышалось фырканье другой девушки:

— А с чего мне вдруг нельзя об этом говорить? Ничего удивительного, что этот мерзавец Шэнь Цинцю вышел из вашей школы! Все вы, в особенности те, что с Цинцзин, только и думаете о том, как бы заткнуть людям рот! Ха! К вашему глубокому сожалению, весь мир уже в курсе, что представляет собой этот фрукт! Неужто вы всё ещё надеетесь, что вам удастся всё замять?

Её голос прямо-таки сочился презрением, однако первая девушка нимало не смутилась:

— Такой человек, как наш учитель, не способен на подобные злодейства! А ты не смей на него клеветать!

Кто ещё мог возносить ему подобные хвалы, как не Нин Инъин?

Мин Фань не замедлил поддержать подругу:

— Мы были с тобой вежливы лишь из почтения к старому главе Дворца, так что и тебе не повредило бы соблюдать приличия и следить за языком!

Хоть в настоящий момент для Шэнь Цинцю самым важным было отыскать Лю Цингэ — судя по тому, что он тут наблюдал, события принимали дурной оборот — и всё же он решил задержаться, чтобы убедиться, что его ученики не попадут в беду: мало ли, во что может вылиться эта ссора!

Тем временем, публика в зале на первом этаже винной лавки успела разделиться на два лагеря.

Предводителями одного из них были Мин Фань и Нин Инъин, за которыми сгрудились адепты Цинцзин с одинаково гневными выражениями на лицах. Другой возглавляла молодая госпожа Дворца, которая стояла против них, уперев руки в боки. Лица толпящихся позади неё адептов дворца Хуаньхуа перекашивала ещё более сильная ненависть, а их мечи уже покинули ножны.

Две пышущие юностью девы, каждая из которых по-своему прекрасна, в яростной решимости застыли друг против друга — хоть воздух едва не искрился от напряжения, представшая перед Шэнь Цинцю картина заставила его замереть от восторга.

Ло Бинхэ, опять на твоей клумбе непорядок [4] — явившись в Хуаюэ, адепты Цинцзин, само собой, первым делом схлестнулись с адептами Хуаньхуа. Похоже, в этом городе все дорожки воистину узкие.

Шэнь Цинцю мигом смекнул, что дело пахнет керосином: